— Эх, глянь-ка, Санька уже полчаса, как на заборе болтается, словно кот на подоконнике! — заметила бабушка Галя, отрываясь от вязания и прищурившись, будто пытаясь разглядеть в этом что-то большее, чем просто ожидание. Её голос прозвучал с лёгкой иронией, но в глубине — с теплотой и тревожной надеждой. Марина, услышав это, оторвалась от уборки, подошла к окну и, прищурившись от солнечного света, увидела знакомую фигуру — Сашу, висящего на старом деревянном заборе, как будто он и был частью двора, его живой, дышащей деталью.
— Саша! Подожди чуть-чуть, ладно? Я почти закончила! — крикнула она, и в голосе её прозвучала та самая искренняя улыбка, что звучала каждый раз, когда она обращалась к нему. Её сердце вдруг забилось чуть быстрее, хотя она и пыталась убедить себя, что это просто радость от встречи с другом.
— Ну, ладно, подожду, — отозвался он, не спрыгивая, а скорее устраиваясь поудобнее, как будто мог провести там весь день. Его улыбка была широкой, непринуждённой, и в ней читалась та уверенность, что он готов ждать хоть до заката, лишь бы увидеть её.
— Вот видишь, — бабушка покачала головой, но в глазах её мелькнула тень улыбки. — Парень ждёт, как верный пёс у ворот. А ты тут тряпкой машешь. Давай я сама всё доделаю, а ты — беги! А то смотри, вся извелась, а его заставляешь маяться. Как будто не жених, а царь на троне!
— Да какой он жених, бабуль, это же Сашка! — рассмеялась Марина, но в её смехе прозвучала лёгкая нервозность, будто она сама не до конца понимала, что чувствует. — Мы с ним как брат с сестрой. С детства вместе, и всё тут.
— Ты всегда так говоришь, — бабушка нахмурилась, словно пытаясь вскрыть правду, спрятанную за этими словами. — Но задумывалась ли ты, сколько девчонок на него заглядываются? Катька с Веркой — и те, глядя на него, словно пчёлы на мёд, кружат. А ты — как будто ничего. Как будто он тебе не парень, а домашний кот.
— Ну и пусть кружат! — пожала плечами Марина, уже натягивая куртку. — Я не стремлюсь замуж. Мы просто друзья. Просто… очень близкие друзья. Всё, бабуль, я пошла!
Она поставила последнюю тарелку на сушилку, быстрым движением поцеловала бабушку в щёку — лёгко, как ветер, — схватила куртку и выскочила из дома, едва не столкнувшись на пороге с соседкой Лидией, которая как раз шла с корзинкой овощей.
— Привет, тётя Лида! Пока, тётя Лида! — прокричала Марина, уже на бегу, захлопнув дверь с таким хлопком, будто за ней гналась сама судьба.
Лидия замерла, растерявшись, и только теперь собралась ответить, но девушка уже исчезла за углом. Она оглянулась на бабушку Галю, сидевшую у окна с чашкой чая в руках.
— Куда это она, как из пушки выстрелила? — удивилась Лида, ставя корзину на лавку. — У неё, что ли, пожар в голове?
— А ты разве не видишь? — усмехнулась бабушка, глядя в окно. — Санька ждёт. Вот она и помчалась, как на крыльях. Словно весь мир ждёт её там, за этим забором.
Лидия присела рядом, посмотрела на Галю с лёгкой тревогой и спросила:
— А ты не боишься? Не переживаешь за них? Они ведь всё время вместе, как две тени. А в наше время… это может быстро перерасти в нечто большее.
Бабушка вздохнула, опустила глаза и сжала чашку покрепче.
— Раньше они были детьми, — начала она, словно оправдываясь. — А теперь Маринке уже девятнадцать. Пора бы и взрослеть. Главное, чтобы глупостей не натворили… чтобы не принесла мне внучку раньше времени, да с горем в глазах. Я уже одно поколение похоронила… не хочу смотреть, как и она свернёт не туда.
Галина Ильинична сжала губы, и в её глазах мелькнула тень былой боли. Лида положила руку на её плечо, тепло и спокойно.
— Тёть Галь, не мучай себя. Маринка у тебя — девочка с головой. Она не из тех, кто бросается в омут с головой. Просто сейчас у неё возраст такой — когда сердце бьётся быстрее, а разум ещё не до конца проснулся.
Бабушка кивнула, но в голосе её всё ещё слышалась тревога.
— А ты думаешь, мне легко? Конечно, беспокоюсь! Они же как одна душа в двух телах. Всё время вместе, а она говорит — друг. Просто друг. Да ещё утверждает, что за него замуж не собирается! Как это возможно? Как парень и девушка могут просто дружить, не влюбившись друг в друга хотя бы раз?
Лида задумалась, потом тихо сказала:
— Может, поговоришь с Машей? С матерью Сашиной? Вдвоём, может, что-то и придумаете. Ведь они же рядом, как два дерева, выросших из одного семени.
— Да брось, Лид, — махнула рукой Галина. — Времена теперь не те. Не заставишь силой. Да и не нужно. А если Маша тоже не против… может, мягко намекнём? Всё равно они всё время вместе. А Санька — парень добрый, честный. Не пошёл в отца, слава богу.
— Да уж, — кивнула Лида с оттенком презрения. — Его отец был настоящим бабником. За каждой юбкой гонялся, как пёс за костью. Ни стыда, ни совести.
— Помню, — вздохнула Галина. — А Маша… она выстояла. Когда он уехал — и пропал, как будто и не было, — она одна подняла сына. Сначала её в деревне сторонились, шептались: «Одна, с ребёнком, да ещё и муж неизвестно где». Но со временем поняли: она поступила правильно. Держалась, не сломалась.
Отец Саши исчез, и никто больше не слышал о нём. Родни у него не осталось — будто и не было на свете.
А у Марины история была другой. Её мать, Анна Семёновна, всю молодость провела в тени. Когда-то она была красавицей — глаза, как весенние озёра, улыбка — как солнце после дождя. Но однажды упала с качелей, и нос — изящный, тонкий — сломался. Зажил криво, с горбинкой. Люди стали говорить: «Некрасивая». И мужчины отвернулись. Так и жила она с матерью, в тишине, в одиночестве, мечтая о любви, о семье, о ребёнке.
А потом, когда ей перевалило за тридцать, живот начал расти. Мать сразу всё поняла. Сначала — шок, слёзы, страх. Потом — спокойный, твёрдый вопрос:
— Кто отец?
Дочь лишь махнула рукой:
— Какая разница? Главное — у меня будет ребёнок. Моя дочь.
Анна Семёновна смирилась. В те годы уже не было смысла стыдиться. Они начали готовиться к появлению малышки. И чудо — Анна будто расцвела. С каждым днём она становилась краше, глаза светились, голос звучал теплее. Деревня так и не узнала, кто был отцом. Только догадки да перешёптывания.
А когда Галина похоронила своего мужа, мир будто забыл про их семью. Пока однажды не пришло письмо из роддома: «Приезжайте за внучкой… и за телом дочери. Она не пережила родов».
У гроба Галина Ильинична рыдала, как ребёнок. Её голос дрожал:
— Ну как же так, доченька? Ты столько мечтала… а теперь уходишь, даже не увидев свою малышку…
Люди думали — бабушка сойдёт с ума от горя. Но она собралась. Взяла на руки Марину — крошечную, с тоненьким носиком, как у неё самой в детстве — и поклялась: «Я вырасту её сильной. Как бы ни было тяжело — я справлюсь».
С Сашей они сблизились, когда Марине было лет пять. Она упала с горки, расплакалась, а он — шестилетний мальчишка — подбежал, вытер слёзы, сказал: «Не плачь, я научу тебя кататься правильно». И с тех пор — неразлучны. Он помогал ей с уроками, защищал от хулиганов, а дети в школе уже смеялись: «Жених и невеста!»
Соседка Лида однажды сказала:
— Эти двое — молодёжь ушлёпки. Не удивлюсь, если к пятнадцати годам нарожают кучу детей и принесут тебе, бабка, на руки.
Галина Ильинична не знала, почему счастье обходит её стороной. Сначала — брак без любви. Потом — смерть мужа. Потом — дочь, не познавшая любви, умершая при родах. А теперь — внучка. Может, и правда Лида права? Может, Саша — её судьба? Он, по крайней мере, не бросит. Но… а если свадьба будет не из любви, а из-за давления, из-за сплетен? Что, если по селу скажут: «Женились, потому что деваться некуда»?
Галина сидела, смотрела в окно, где садилось солнце, и вдруг встала. Подошла к шкафу, достала старую бутылку смородиновой наливки — ту, что держала на праздник, — и направилась к дому Марии. «Пора поговорить, — подумала она. — Пора решать, пока сердца не разбились».
Тем временем, на лугу, где пахло сеном и летним вечером, Марина и Саша лежали на копне, глядя в небо, усыпанное звёздами.
— Знаешь, Марин, — начал Саша, не отрывая взгляда от небес, — мама сегодня сказала: «Если не можете друг без друга — пора жениться».
Он ухмыльнулся, но в глазах — тень серьёзности.
— Опять сговорились? — рассмеялась Марина, но в смехе было напряжение. — Мне уже не удивительно. Бабушка твердит, что дружба между парнем и девушкой — вымысел. Что не бывает так, чтобы сердце не билось быстрее.
Саша перевернулся на живот, оперся на локти.
— Марин, а если честно… может, они и правы? Но я не готов. Какая жена позволит, чтобы я убежал с тобой на рыбалку? А ты, если выйдешь замуж, тоже не побежишь за мной в лес за грибами.
Марина вздохнула, закрыла глаза.
— Я понимаю. Но как мы можем стать мужем и женой? Для этого нужна любовь. А у нас… у нас всё по-другому. Мы как будто с пелёнок росли вместе. Как две половинки одного целого.
— Думаешь, я не понимаю? — усмехнулся он. — Если поженимся, что изменится? Ничего. Разве что будем спать в одной постели. Ну и… — он замялся, — честно, я не против.
Марина резко села, посмотрела на него.
— Ты что, хочешь жениться?
— Не знаю, — честно ответил он. — Но если это поможет всем успокоиться… если это будет не конец, а продолжение… то, может, и не самый плохой вариант.
— А дети? — спросила она. — Кто будет объяснять, почему наследников нет?
Саша пожал плечами.
— А ты меня убеждаешь, что надо жениться?
— А разве это не выход? — улыбнулась она. — Хотя… может, мы просто не сможем от этого убежать. От того, что придумали бабушки, от слухов, от ожиданий.
— От чего? — тихо спросил он, глядя на звёзды. — От того, что нас считают парой? Или от того, что, может, мы и правда — пара?
Марина вновь глубоко вздохнула, и этот вздох прозвучал как отзвук душевной бури, сдавливающей её изнутри. Она сидела на краю бревна, сжимая колени руками, словно пытаясь удержать себя от падения в пропасть неопределённости.
— Да я вообще в растерянности, Саш… — прошептала она, глядя в землю. — Какие мы жених с невестой? Ты для меня — как родной брат. Мы с тобой как две части одного целого, но не в смысле любви… а в смысле — ты просто есть. Как воздух. Как солнце. Как этот самый луг, на котором мы сидим. Ты — неотъемлемая часть моей жизни. Но… замуж? Это же совсем другое.
Саша молча протянул руку и обнял её за плечи — крепко, по-своему, без пафоса, но с такой теплотой, что по спине пробежало тепло. Он не сказал ничего громкого, только тихо, почти шёпотом:
— А ты для меня — как сестра. Самая близкая. Но знаешь… когда всё рушится, мы держимся друг за друга. Когда трудно — мы справляемся вдвоём. Так может, и с этим справимся? Что, если… попробовать? Не как принуждение, не как долг, а как шаг. Просто — вперёд, вместе.
Марина подняла на него глаза, в которых читалась смесь страха, надежды и какой-то странной, почти предательской тоски.
— Ой, не знаю, Саш… правда не знаю, — прошептала она. — Устала я. Голова пухнет. Давай по домам. Хочу спать. Хочу, чтобы всё это… просто исчезло.
Он кивнул, не давя, не настаивая. Проводил её до самого крыльца, стоял, пока она не скрылась за дверью, и ещё долго стоял, глядя на тёмный силуэт дома. Ветер играл с его волосами, а в голове крутилась одна и та же мысль: А что, если это не так уж и плохо?
Чем больше он думал, тем яснее становилось: Марина — не просто подруга. Она — та, кто знает его наизнанку. Кто не требует, не давит, не плачет по пустякам. Кто умеет молчать, когда надо, и смеяться, когда всё плохо. Она вкусно готовит, помнит, как он любит чай — с ложкой мёда и без сахара, и никогда не спорит из-за мелочей. С ней легко. С ней… безопасно.
Когда он вошёл в дом, мать ждала его в кухне. Сидела у окна, держа в руках старую фотографию — его отца в молодости. Глаза её были влажными, голос дрожал.
— Сын… Я так мечтала, что ты вырастешь не таким, как он… Что ты будешь другим… А теперь вижу — кровь берёт своё. Ты тоже не можешь без неё, да? Даже если называешь дружбой…
Саша резко поставил куртку.
— Мам, о чём ты? Мы с Мариной — просто друзья. Ничего больше. Я не влюблён в неё! — выкрикнул он, но в голосе прозвучала неуверенность, будто он пытался убедить не только её, но и себя.
— Правда? — тихо спросила Маша. — А если бы она была другой? Если бы она уехала? Ты бы не скучал? Не рвался бы за ней?
Он замолчал. Не ответил. Повернулся и пошёл в комнату, хлопнув дверью. А за стеной слышалось, как мать, сжав кулаки, шепчет сквозь слёзы:
— Вот ты и отомстил мне, Игорь… Через сына. Сделал так, что и он не может быть счастлив без женщины, которую ты бросил…
На следующий вечер Марина снова появилась у калитки. На лице — усталая улыбка, в глазах — решимость, словно она приняла решение, которое давно висело в воздухе.
— Саш, я больше не могу, — сказала она, подходя ближе. — Бабушка каждый день как пила пилит: «Женись! Женись!» Прямо кишки вытряхивает! Давай поженимся, а потом, если что, разведёмся. Ну, как вариант?
Саша рассмеялся — сначала тихо, потом громко, до боли в животе.
— Можно и завтра! Только разъезжаться не будем, пока никого нового не найдём. Будем жить — как соседи по комнате, только с общей постелью и свадебным фото.
Марина тоже рассмеялась, но в смехе было что-то хрупкое, как стекло.
— Знаешь… звучит как самая странная, но и самая логичная идея за последний год.
Он сел на бревно, похлопал рядом. Она устроилась, поджав ноги.
— А почему бы и нет? — задумчиво произнёс он. — Они ведь правы… в чём-то. Мы всё равно всегда вместе. В школе — вместе. На праздниках — вместе. В горе — вместе. В радости — вместе. Так почему бы не оформить это? Не сделать официально? Не дать всем повод закрыть рты?
— А всё остальное… — она замялась, глядя в сторону, — ну, ты понимаешь… что бывает в браке… немного пугает.
— Ну, — усмехнулся он, — если не со мной, то рано или поздно с кем-то другим. А со мной хотя бы будет не больно и не страшно.
Она лёгонько хлопнула его по плечу.
— Уже ревную к Таньке. Помнишь, как ты от меня к ней убегал?
— Танька — клёвая! — засмеялся он. — Но, к сожалению, она меня не любит. Говорит: «Ты весь в Марине, даже когда со мной».
— Ну да, — фыркнула Марина. — Потому что ты всё время маялся туда-сюда. От меня — к ней, от неё — обратно ко мне. Вот она и сказала: «До свидания, парень с двумя сердцами».
— А ты забыла, как Пашка за тобой бегал? — прищурился Саша. — Три месяца цветы носил, письма писал… пока не понял, что ты всегда со мной. Тогда и сдался.
— Ну да, — кивнула Марина. — Он сказал: «Не могу конкурировать с другом детства». — Она улыбнулась. — Так что… всё-таки женимся?
— Давай, — твёрдо сказал Саша, глядя ей в глаза. — Давай попробуем.
Они оба чувствовали: свадьба уже была решена не ими. Бабушки, соседи, деревенские сплетни — всё это давно крутило колесо судьбы. Сопротивляться было бесполезно. Если не сейчас — то завтра. Если не так — то иначе. А так — хотя бы с достоинством.
В день свадьбы Марина крутилась перед зеркалом в белом платье, сшитом бабушкой за три ночи без сна. Ткань была простой, но выглядела торжественно. Волосы уложены, лицо — чуть припудрено.
— Бабушка… ну как я? — спросила она дрожащим голосом.
Галина Ильинична стояла позади, прижимая платок к глазам. Слёзы катились по морщинам, как дождь по старым стёклам.
— Ты… ты настоящая красавица, внученька, — прошептала она. — Точно такая, как твоя мама… Как две капли воды… Жалко, что она не видит…
Марина обняла её, крепко, до хруста в рёбрах.
— Бабуля… а вдруг мы всё это зря? Вдруг слишком быстро? Вдруг это не любовь, а просто… привычка?
— Не говори так! — воскликнула бабушка. — Где ты найдёшь ещё такого парня, как Санька? Доброго, честного, надёжного? Он тебя не бросит. Он — твой человек.
— Я знаю… — кивнула Марина. — Я всё о нём знаю. Но… а где же любовь?
— Любовь бывает разная, — тихо сказала бабушка. — Есть та, что с искрами, с криками, с бурей. А есть — тихая, как ручей. Спокойная. Надёжная. Те искры красивы, но они быстро гаснут. А тихая любовь… она держится годами. Она — как дыхание. Ты её не замечаешь, пока она есть.
Марина задумалась. Взгляд её стал задумчивым. Возможно, бабушка права.
После свадьбы, по решению директора колхоза, молодожёнам выделили квартиру в новом трёхэтажном доме. Просторная, светлая, с видом на луг. Они вошли в неё как в новую жизнь.
Марина остановилась посреди комнаты, огляделась, и вдруг её охватила паника.
— Сань… — прошептала она. — Может… отложим первую брачную ночь?
Он вздохнул, подошёл, взял её за руку.
— Марин, мы приняли решение. Значит, так тому и быть. Не будем передумывать. Всё будет хорошо.
Она глубоко вдохнула, выпрямилась, начала расстёгивать платье. Оно упало у её ног, как белый лепесток. Саша смотрел на неё, и вдруг его лицо изменилось. Он побледнел.
— Ма-ри-на… — прошептал он, голос дрожал.
— Что? — обернулась она, испуганно.
— Повернись… пожалуйста… спиной.
Она послушалась. Он подошёл ближе, дрожащей рукой коснулся её кожи чуть выше поясницы.
— У тебя… родинка. Как след кошачьей лапки.
— А… да, — сказала она. — Бабушка говорит, что в нашем роду таких не было. Наверное, от папы досталась…
Она продолжала говорить, но Саша вдруг резко развернулся и выбежал из квартиры, хлопнув дверью.
Марина, оцепенев, быстро накинула покрывало, села на кровать, дрожа. Что случилось? Почему он убежал? Она сидела, сжав кулаки, пытаясь понять, пока слёзы не потекли сами собой. Усталость, обида, страх — всё смешалось. И в какой-то момент она уснула, сидя, с мокрыми щеками.
Проснулась от тихого голоса:
— Марин… проснись.
Она открыла глаза. Перед ней стоял Саша. А рядом — бабушка Галя и его мать, Мария. Обе — с красными глазами, напряжённые.
— Ты что, группу поддержки привёл? — выдавила Марина, пытаясь шутить, но голос дрожал.
Саша шагнул вперёд, взял её за руку.
— Марин… понимаешь… мой отец… он был… как бы сказать… не очень стабильный в отношениях. Гулял. Мама подозревала, что у него была другая женщина… но не знала, кто.
Марина перевела взгляд на Марию. Та кивнула, сжав губы.
— Да, — прошептала она. — Я знала, что он встречается с кем-то. Но не могла выяснить. Потом он ушёл. Сказал: «Не могу тянуть две жизни. Две такие проблемы мне не нужны». Я тогда не поняла… но теперь…
Саша встал, снял ремень, начал спускать штаны.
— Эй! Что ты делаешь?! — вскрикнула Марина, закрывая глаза.
— Подожди… посмотри.
Он повернулся спиной. И там, чуть выше пояса — точно такая же родинка. Формой — как лапка котёнка.
Марина ахнула.
— Подождите… вы хотите сказать… что…?
Мария тихо сказала:
— Я не знала, с кем он встречался. Но теперь понимаю. Твоя мать… она была той женщиной.
Тишина. Даже ветер за окном замер.
Галина Ильинична всхлипнула:
— Вот это мы натворили…
Свадьба не состоялась. Саша и Марина подали на развод. Через год село гуляло по-настоящему: две свадьбы сразу. Саша женился на лучшей подруге Марины — той самой Таньке, которая давно ждала его. А Марина вышла замуж за брата Сашиной жены — за того, кто с детства смотрел на неё с восхищением.
А бабушки сидели на лавочке, пили чай и шептали:
— Ну, хоть счастье нашли. Пусть не так, как мы думали… но нашли.
Recent Comments