Когда возвращение становится кошмаром»

Сынок, только не ругайся: твою девицу я выгнала, а в квартиру заселился брат — нагло заявила мать
— Не понял?! — голос Миши прорезал тишину подъезда, эхом отдаваясь от бетонных стен. — Что здесь творится?!
Ключ не поворачивался. Замок… замок был другой. Совсем другой. Миша присел на корточки, вглядываясь в металлическую личину замка, будто она могла объяснить, что произошло с его квартирой за эти три недели командировки.
— Мишенька! — раздался знакомый голос соседки. Тётя Лиля, в застиранном халате и с бигуди на голове, выглянула из своей двери. — Ты приехал… Ох, милый мой, что же делается…
— Тётя Лиля, что за чертовщина? Почему замок поменян? Где Оля?
Женщина замялась, теребя пояс халата. Её лицо приняло выражение человека, который знает правду, но боится её произнести.
— Мать твоя приходила… — начала она осторожно. — Лидия Петровна. Такой скандал устроила… Всё управление слышало.
Сердце Миши провалилось куда-то в живот. Он знал этот тон. Знал, что сейчас услышит что-то страшное.
— Оленьку выгнала, — тётя Лиля говорила почти шёпотом, оглядываясь по сторонам. — Кричала на неё, что она… ну, знаешь, девица лёгкого поведения. Бедная девочка плакала, собирала вещи… А потом…
— А потом что?! — Миша сжал кулаки так сильно, что суставы хрустнули.
— Захар приехал. Брат твой. С баулом, с пьяными друзьями. Сказал, что теперь здесь будет жить. Замок поменяли на следующий день.
Мир вокруг Миши покачнулся. Он опёрся о стену, пытаясь осмыслить услышанное. Захар… Его младший брат, тридцатилетний неудачник, который не мог держать работу дольше месяца. Захар, который пил всё, что горело, и считал, что мир ему должен.
— Где… где Оля? — спросил Миша хрипло.
— Не знаю, милый. Уехала куда-то. Такая расстроенная была…
Миша достал телефон. Оля не отвечала уже неделю. Он думал, что она просто обиделась на его долгое отсутствие. А оказывается…
Звук поворачивающегося замка заставил его поднять голову. Дверь его квартиры медленно открылась, и на пороге показался Захар. Растрёпанный, в грязной майке, с опухшим лицом и красными глазами.
— О, братишка приехал, — протянул он, качаясь на пороге. — Добро пожаловать в свои пенаты.
Запах из квартиры ударил Мише в нос. Прокисшее пиво, табак, что-то гниющее… Это была его квартира? Та самая, в которой он оставил Олю три недели назад?
— Захар, — голос Миши прозвучал угрожающе тихо. — Что. Ты. Здесь. Делаешь?
— Живу, — братец пожал плечами. — Мамаша разрешила. Сказала, что пора тебя от этой… как её там… от этой дурочки твоей отучать.
— Дурочки?! — Миша сделал шаг вперёд, и Захар инстинктивно отступил. — Дурочки, говоришь?!
— Ну да, — Захар попытался улыбнуться, но улыбка получилась кривой. — Мамаша всё правильно сделала. Зачем тебе какая-то девка? У тебя семья есть, брат есть…
Миша протолкнулся мимо него в квартиру и замер. То, что он увидел, не укладывалось в голове. Его новенький паркет был залит какими-то пятнами. Стены, которые он сам красил прошлой осенью, были исписаны какими-то каракулями. На полу валялись бутылки, окурки, какие-то тряпки.
— Что вы наделали? — прошептал он, проходя в гостиную.
Диван, на котором он так любил обнимать Олю по вечерам, был порван. Из него торчали клочья поролона. Телевизор работал, но экран был треснут. На журнальном столике стояли грязные тарелки с засохшими остатками еды.
— Да ничего особенного, — Захар плюхнулся на диван, поднимая облако пыли. — Мужики приходили, отмечали мой переезд. Ты не жадничай, братишка.
— Не жадничай?! — Миша обернулся к нему, и Захар увидел в его глазах что-то такое, что заставило его сжаться. — Не жадничай?! Это моя квартира! Я за неё кредит плачу! Я здесь жил с человеком, которого люблю!
— Любишь, — Захар хмыкнул. — Мамаша говорит, что эта твоя Олька просто к деньгам присосалась. Работает где-то в салоне красоты, стрижёт бабок… Какая из неё жена? Тебе нормальную девушку найти надо, из приличной семьи…
— Захар, — голос Миши стал опасно спокойным. — Где мои вещи? Где вещи Оли?
— Какие вещи? — брат пожал плечами. — Мамаша сказала, всё в мешки сложить и выбросить. Зачем тебе старьё какое-то?
— Выбросить? — Миша почувствовал, как внутри что-то переворачивается. — Выбросить мои вещи? Вещи Оли?
— Да не кипятись ты, — Захар потянулся к бутылке пива, стоявшей на полу. — Купишь новые. Деньги у тебя есть, работаешь хорошо…
Миша медленно подошёл к окну. Внизу, возле мусорных баков, он увидел знакомые предметы. Олины платья, его книги, фотографии… Их общие фотографии валялись в грязи.
— Мама, — прошептал он, доставая телефон. — Мама сейчас же приедет сюда. И мы с ней поговорим.
— Зачем её беспокоить? — Захар допил пиво и отрыгнул. — Она всё правильно сделала. Ты только спасибо скажи…
— Спасибо? — Миша повернулся к нему. — Спасибо за что? За то, что вы разрушили мою жизнь? За то, что выгнали человека, которого я люблю? За то, что превратили мой дом в вертep?
— Да какая там любовь, — Захар махнул рукой. — Переживёшь. Мужик ты или кто? Баб много, а брат один…
— Брат, — Миша произнёс это слово так, будто оно обжигало язык. — Брат, который не может два дня подряд не пить. Брат, который живёт на шее у матери. Брат, который…
Звонок телефона прервал его. Лидия Петровна, как будто почувствовала, что сын приехал.
— Алло, мамаша, — Захар схватил трубку раньше Миши. — Да, он приехал. Кричит тут, возмущается… Да, я ему говорил, что ты правильно сделала…
Миша выхватил телефон из рук брата.
— Мама, — его голос звучал так холодно, что Захар поёжился. — Приезжай. Сейчас же. Нам нужно поговорить.
— Сынок, — голос Лидии Петровны звучал на удивление бодро. — Только не ругайся. Я всё для твоего блага сделала. Твою девицу выгнала, а Захару крышу над головой дала. Он же брат тебе, семья…
— Мама, — Миша закрыл глаза, пытаясь сдержаться. — Приезжай. Сейчас.
— Да что ты так кипятишься? — в голосе матери послышались нотки раздражения. — Я тебе добра хотела. Эта твоя Олька…
— Её зовут Оля, — прервал он. — И она не «моя девица». Она женщина, которую я люблю. Которую собирался… — он осёкся. — Неважно. Приезжай.
Он положил трубку и посмотрел на Захара, который сидел на диване, глупо улыбаясь.
— Братишка, — протянул тот. — Да не дуйся ты. Выпьем лучше, поговорим по-мужски…
— По-мужски? — Миша медленно подошёл к нему. — Ты знаешь, что такое «по-мужски»? Это когда ты отвечаешь за свои поступки. Это когда ты не прячешься за мамину юбку в тридцать лет. Это когда ты уважаешь чужую жизнь и чужие чувства.
— Да ладно тебе, — Захар попытался встать, но пошатнулся. — Подумаешь, девка какая-то. Их миллионы. А я… я же брат тебе. Кровь одна…
— Кровь? — Миша посмотрел на него с отвращением. — Ты хочешь говорить о крови? О семье? А где была эта семья, когда я работал на двух работах, чтобы купить эту квартиру? Где была эта семья, когда я делал здесь ремонт своими руками? Где была эта семья, когда я… Продолжение чуть ниже в первом коменте

— Не понял?! — голос Миши громко прозвучал в пустом подъезде, гулко отражаясь от бетонных стен. Он снова попробовал вставить ключ в замочную скважину, но безуспешно — замок был другой. Совершенно не тот, который он оставил три недели назад перед отъездом в командировку.

Медленно присев, он пристально всматривался в металлическую личину. Как будто железо могло ответить на его немой вопрос: что здесь произошло?

— Мишенька, ты приехал… — до боли знакомый голос тёти Лили, соседки с третьего этажа, вывел его из ступора. Она стояла в дверях, всё в том же застиранном халате, с бигуди на голове и тревогой в глазах. — Ох, милый мой… Что же тут натворилось-то…

— Тётя Лиля, вы можете объяснить, почему замок поменян? Где Оля? — Миша поднялся, чувствуя, как в висках нарастает гул.

Соседка замялась, начала теребить пояс халата. По её взгляду он понял — она знает всё, но боится говорить.

— Мама твоя приходила… Лидия Петровна. Скандал закатила — на весь подъезд слышно было. Оля бедная… она плакала, собирала вещи. А потом…

— Потом что? — кулаки Миши сжались до боли.

— Захар приехал. С сумками, с друзьями. Громко заявил, что теперь он будет тут жить. А замок уже на следующий день сменили.

У Миши закружилась голова. Он опёрся о стену. Захар… Младший брат — тридцатилетний бездельник, постоянно теряющий работу, живущий под крылом матери, пьяница… И теперь он здесь?

— Где Оля сейчас, вы не знаете?

— Нет, милый… Уехала куда-то. Вся в слезах была. Жалко девочку, хорошая она…

Он вытащил телефон. Последние семь дней от неё — тишина. Он думал, она просто обиделась. А оказалось…

Вдруг замок повернулся, и дверь медленно отворилась. На пороге стоял Захар: сальный, небритый, в мятых шортах и грязной майке. Лицо опухшее, глаза красные.

— Братишка вернулся! — хмыкнул он. — Добро пожаловать домой.

Продолжение: 

(около 3000 слов)

Миша сделал шаг вперёд и вдохнул. В нос ударил резкий запах гнили, протухшего пива, табачного дыма. Он не мог поверить, что это его квартира. Та самая, которую он ремонтировал своими руками, выбирал обои с Олей, вешал полки, устраивал романтические вечера.

— Что ты тут устроил, Захар? — Миша прошёл вглубь квартиры, не обращая внимания на брата.

Глазам открылось нечто ужасающее: паркет в пятнах, стены исписаны маркером, по полу валялись окурки, бутылки, грязные тарелки. Диван, где он с Олей любил вечерами сидеть, был разорван, из него торчали поролоновые куски. Телевизор мигал треснувшим экраном.

— Это… Это всё ты?! — Миша резко обернулся.

— Да не гони, — Захар махнул рукой и, шатаясь, вошёл следом. — Просто с друзьями посидели. Переезд, так сказать, отметили.

— Это моя квартира! — с яростью выкрикнул Миша. — Я её купил! Я тут живу! Где мои вещи? Где вещи Оли?

— Мамка сказала — всё выбросить. Старьё всё равно, — Захар пожал плечами. — Чего тебе жалко? Купишь новое.

Миша метнулся к окну. Внизу, у мусорных баков, он заметил знакомые вещи: платье Оли, фотоальбом, книги. Их совместные фотографии валялись в грязи.

— Вы… вы уничтожили всё! — Миша прошептал. — Всё, что мы строили вместе…

— Ты не кипятись, — Захар взял бутылку пива и шумно отхлебнул. — Женщина у тебя была так себе. Мамка говорила — к деньгам твоим липла. Работала в каком-то салоне, ногти стричь — это ж не профессия. Мамка сказала, что тебе нужна достойная жена. С родословной.

— И ты поверил?! — Миша едва держал себя в руках. — Ты, который в жизни не проработал и трёх месяцев?!

Он достал телефон и нажал на имя матери.

— Не звони ей, — Захар попытался отобрать телефон. — Она старалась как лучше.

— Лучше? — Миша сжал кулак. — Лучше для кого? Для тебя, тунеядца?

Трубку сняли.

— Лидия Петровна, — голос Миши был ледяным. — Вы сейчас же приедете ко мне. Мы с вами поговорим. И очень серьёзно.

Через полчаса у квартиры появилась она — Лидия Петровна, статная женщина с холодным взглядом. В руках — пакет с пирожками.

— Мишенька, — начала она, входя без приглашения. — Ты вернулся! Ну наконец-то. А мы тут тебе порядок навели. Захар переехал, тебе скучно не будет. И от этой своей девицы ты наконец избавился. Дура она, прости. Ты мужчина видный, тебе нужен кто-то достойный, а не эта дешёвка из салона красоты…

Миша молча стоял, слушая, как мать раз за разом перечёркивает его жизнь.

— Ты выгнала её, мам. — Он смотрел ей в глаза. — Ты выгнала женщину, которую я люблю. Ты выбросила наши вещи. Ты впустила в мой дом пьянь и разрушила его.

— Я защищала тебя! — всплеснула руками Лидия Петровна. — Ты бы на ней женился, а она бы всё отняла! Квартиру, деньги, свободу!

— А теперь отняли вы. Ты и твой сын. — Миша говорил медленно, сдержанно, но каждый его слог был как удар.

Лидия Петровна вдруг поняла: перед ней больше не сын, который боялся ослушаться. Перед ней — взрослый мужчина, в глазах которого пылала решимость.

— Уходите. Оба. Сейчас же. — Голос Миши был спокоен, но за ним стояла буря.

— Куда это мы уйдём? — осклабился Захар. — Это и наш дом. Мамка сказала…

— НЕТ. — Миша поднял руку. — Это МОЙ дом. На МОЁ имя. Я за него плачу. А вы — не жильцы. Я завтра сменю замки. А сейчас — вон.

— Не смей так с нами говорить! — взвизгнула мать. — Я тебя рожала!

— И этим ты себе разрешение дала рушить мою жизнь? — Миша прошёл к двери и распахнул её. — Уходите. И не смейте возвращаться.

Захар что-то буркнул, но, увидев в глазах брата то, чего прежде никогда не было — волю, гнев и силу — замолчал. Они вышли.

В квартире повисла тишина. Миша сел на пол и уронил голову на колени. Сквозь открытое окно доносился шум города, но внутри него была пустота.

Он поднялся. Начал собирать валяющийся мусор. Убирал, вытирал, мыл. Он не знал, зачем. Просто знал — надо. Надо очистить это пространство от грязи, чтобы вернуть то, что было.

Он нашёл старую рамку, треснутую. В ней — фотография: он и Оля, лето, дача. Солнце, смех, глаза, полные любви.

Он снова набрал её номер.

— Оля, пожалуйста… ответь…

Прошло два дня.

Он успел заменить замки, вызвать клининг, вынести десятки мешков мусора. Сердце болело. Особенно — когда он смотрел в пустую спальню, где раньше был запах её духов и любимый плед.

Вечером он снова пошёл к тем же мусорным бакам. Порывшись в соседнем контейнере, нашёл свою куртку, её шарф, потерянный браслет. Это были реликвии его любви. Он сложил всё аккуратно и отнёс домой.

А на третий день — он получил сообщение.

“Привет. Я уехала к сестре. Не знала, вернёшься ли ты вообще… Если хочешь поговорить — напиши.”

Он читал и не верил глазам. Набрал ответ:

“Я вернулся. Всё знаю. Хочу только одного — вернуть тебя. Я выкинул всех. Замки поменял. Приезжай. Если ещё веришь в нас.”

Она прочитала, но не ответила сразу.

Прошла ещё неделя.

И вот однажды вечером раздался звонок в дверь. Миша бросился к замку и затаил дыхание.

Перед ним стояла Оля.

— Я пришла… посмотреть, остался ли кто-то из тех, кого я любила.

Он не стал говорить ничего. Просто обнял её.

Мать ещё звонила. Писала. Угрожала.

Но Миша уже не слушал.

Он начал новую жизнь. С нуля. С ней.

И впервые за много лет — почувствовал себя свободным.

На кухне, где ещё недавно царил разгром, снова пахло кофе. Оля сидела у окна, обнимая кружку, и молчала. Миша стоял у плиты, подогревая суп — пусть и из пакета, но домашний ужин казался ему важным ритуалом. Он боялся нарушить тишину, боялся, что одно неосторожное слово может оттолкнуть её навсегда.

— Здесь стало чище, — наконец сказала Оля, не поднимая глаз. — Но… в голове у меня всё ещё грязно.

Миша присел рядом.

— Я понимаю. Прости, что оставил тебя. Я даже не подозревал, что мама на такое способна.

— Я думала, ты знал. — В её голосе была не упрёк — усталость. — Знал, но молчал. Она же всегда меня терпеть не могла.

— Я догадывался, но не думал, что она решится… на такое. Оля, клянусь, я бы никогда не позволил этого, будь я здесь.

Она кивнула, всё так же не глядя на него.

— А знаешь, что она сказала, когда выгнала меня? — тихо спросила. — Что я “обуза”, “дешёвка”, “бестолочь”. Что “такие, как я, только к деньгам липнут”. Я стояла с чемоданом в коридоре, и у меня внутри всё оборвалось. Я не знала, куда идти. Я никогда не чувствовала себя такой… ненужной.

— Боже… — Миша сжал кулаки, сдерживая злость. — Я возненавидел её за это. И Захара — за то, что он подыграл ей. За то, что они оба решили, будто имеют право распоряжаться моей жизнью.

Оля посмотрела на него.

— И что теперь? Ты думаешь, мы сможем всё вернуть? Просто убрать мусор и снова жить, как раньше?

— Нет, — Миша покачал головой. — Не как раньше. А лучше. Только если ты захочешь.

Вскоре Оля начала приезжать чаще. Она не спешила возвращаться насовсем, и Миша не торопил. Он чувствовал, как трудно ей снова довериться, и принимал это. Они вместе клеили новые обои, выкидывали оставшийся хлам, покупали по мелочи новую мебель. Каждое действие было шагом к восстановлению уюта — не только в квартире, но и между ними.

Однажды вечером, когда они укладывали книги по полкам, Оля нашла старую коробку с письмами. Там были её открытки, записки, даже смешные бумажки с надписями вроде “не забудь купить молоко” и “ты мне снился”.

Она достала одно письмо и прочитала вслух:

“Если бы я мог остановить время, я бы выбрал наш вечер на кухне. Чай, свечи, и ты, улыбающаяся. И чтобы так было всегда.”

Оля посмотрела на него. В глазах у неё блестели слёзы.

— Ты действительно меня любишь?

Миша подошёл и обнял её.

— Всегда.

Через месяц они снова жили вместе. Миша официально подал заявление на выселение Захара через суд. Квартира была оформлена на него, и адвокат уверил: с юридической точки зрения мать и брат не имели никаких прав.

На первом же заседании Лидия Петровна заявилась с лицом пострадавшей:

— Это всё эта… Ольга! Она его от меня отвела! Я — мать, я за него жизнь отдала!

Судья сдержанно попросил её успокоиться и сосредоточиться на сути дела.

Миша спокойно объяснил: квартира куплена на его имя, за его деньги, в ипотеку, которую он продолжает выплачивать. Брат вторгся в жильё без разрешения, самовольно сменил замки и испортил имущество.

Когда судья попросил представить фото, Миша показал фотографии разрушенной квартиры. Лидия Петровна сбилась с тона. А когда он предоставил записи звонков и смс от неё, где она напрямую угрожала Оле, в зале повисла неловкая тишина.

Через неделю решение было вынесено:

Захара обязали освободить жильё, выплатить компенсацию за порчу имущества и возместить часть судебных расходов.

Лидия Петровна устроила сцену у здания суда:

— Неблагодарный! Это ты меня родную под суд отдал ради какой-то маникюрши!

— Ради женщины, которую люблю, — спокойно ответил Миша. — И ради уважения к себе. Мама, мы с тобой больше не семья.

— Да ты с ума сошёл! — кричала она. — Тебя проклянут! Ты без меня пропадёшь!

Он смотрел на неё, как на чужого человека.

— Без тебя — я только начал жить.

Дома Оля ждала его с ужином. Он зашёл в квартиру и почувствовал, что впервые за много лет — дома действительно дом.

— Как всё прошло? — спросила она.

— Мы победили, — улыбнулся он. — А завтра поедем за новым диваном. Помнишь, тот серый, что тебе нравился?

— Помню. — Она улыбнулась и подошла ближе. — Только не забывай, что мебель — это второстепенно. Главное — что мы снова вместе.

Он притянул её к себе.

— Больше никто не встанет между нами. Никогда.

Прошло ещё полгода.

Оля открыла небольшой салон красоты — свой. Миша помог с оформлением, и теперь она принимала клиентов в уютном помещении на первом этаже дома. Клиенток у неё становилось всё больше — за душевность, за тёплое слово, за то, что она умела слушать.

Миша получил повышение на работе. Его уважали — за ответственность и за то, как он справился с личной трагедией, не опустив руки.

Однажды вечером, уже зимой, когда за окном валил снег, он подошёл к ней и сказал:

— Давай начнём всё по-настоящему.

Она удивлённо посмотрела.

— Что ты имеешь в виду?

Он достал маленькую бархатную коробочку. Внутри — кольцо.

— Выходи за меня.

Оля не плакала. Просто кивнула и крепко обняла его.

На свадьбе не было матери. Не было Захара. Но были друзья, коллеги, новые знакомые, и даже некоторые бывшие клиентки Оли.

А главное — были они. Вдохновлённые, сильные, прошедшие сквозь разрушение и предательство.

Миша знал одно: иногда, чтобы построить крепкий дом, нужно сначала разогнать всех, кто в нём живёт неправдой.

Теперь это был их дом.

Настоящий.

И любовь — настоящая.

Когда возвращение становится кошмаром»